аналитика
Черкесы переживают новую реальность, разительно отличную от той, в условиях которой они сформировались, выросли и прошли национальное становление. 155 лет назад один из самых оседлых народов оказался разбросанным по всему миру; ныне на исторической родине проживает менее 10%. Это новое историческое положение по хронологическим меркам истории очень невелико, поэтому в условиях тотальной разделенности адаптация к подобной ситуации происходит тяжело, долго, противоречиво. Однако процесс имплицитного осмысления неуклонно развивается: новая реальность диктует новые смыслы, а главное, рождает новые вызовы, требующие стремительной и верной стратегии. Несмотря на насущные проблемы политического, утилитарного, прагматического характера, а также массу других, одной из ключевых становится проблема экзистенциальной миссии: в чем назначение черкесов? К чему они призваны? Чем можем помочь сами себе и другим в улучшении, усовершенствовании человека, общества и самого мира? Этот вопрос из разряда экзистенциальных, но острое звучание его обусловлено, очевидно, тем, что для специфической черкесской культуры он расширяется до уровня общенационального.
 2019 год объявлен ООН Международным годом языков коренных народов. В статье актуализируется важная проблема, без решения которой сохранение черкесских диалектов кажется неразрешимой задачей.
Этнонимическая номенклатура в отношении черкесского народа была санкционирована в РФ на заре советской власти: наряду с кабардинцами появились черкесы КЧР, адыгейцы, которые стали называться тремя отдельными «новыми народами». С тех пор советская система этнонимов так и существует, при этом нет официального обозначения черкесов как единого народа.
Примеры современных черкесских этнонимов
Вот как в настоящее время определяют черкесов, адыгейцев, кабардинцев, например, в наиболее доступном источнике – Википедии (которая опирается как правило на авторитетные научные первоисточники):
Вооруженный конфликт на Северном Кавказе, то разгоравшийся, то угасавший с середины 1990-х, в последние годы заметно стихает. Вооруженное подполье, первоначально возникшее как военное крыло постсоветского сепаратистского движения в Чечне, постепенно трансформировалось в региональный джихадистский проект, объединенный в 2007 году «Имаратом Кавказ» (ИК*)1. В июне 2015 года произошла его третья реинкарнация, когда большая часть сохранившихся к тому времени групп боевиков присягнула на верность так называемому Исламскому государству Ирака и Левента (ИГИЛ*)2. К 2016 году к джихадистам в Сирии и Ираке присоединилось около трех тысяч радикалов с Северного Кавказа, что привело к значительному снижению числа жертв вооруженного конфликта и боестолкновений на Северном Кавказе. Однако большинство региональных экспертов и активистов опасаются, что относительное затишье носит временный характер. Риск возобновления активного противостояния реален, в связи с этим российские федеральные и местные власти должны повысить эффективность действий, направленных на предотвращение новых волн радикализации и перехода ее в вооруженный джихадизм.
Живая и мертвая вода Кавказа (статья была написана в 2016 году)
Настоящее время отличается общим затяжным кризисом во всех сферах. Но любой кризис не может быть серьезной угрозой, если остаются значительные внутренние ресурсы для его преодоления. В первую очередь, моральные. Каковы же они, если иметь в виду сообщество республик Северного Кавказа? Братские республики связаны 70-летней советской, новейшей российской историей. В общей сложности эта новая история уже не столь нова по меркам человеческой жизни, так как насчитывает 100 лет, – срок, более чем достаточный, чтобы в рамках кавказской традиции считать друг друга не только ближайшими соседями, но родственниками.
В издательстве ООО «Тетраграф» вышла книга «Записки кабардинского инженера", известного в Кабардино-Балкарий общественного и политического деятеля Муазина Хачетлова. Автор подробно, аргументировано, используя большой фактологический материал, рассказывает о пройдённом им жизненном пути. Для нас особый интерес представляет глава, посвящённая событиям, происходившим в Кабардино-Балкарии в 90-е годы, активным участником которых он являлся. Вот, что Хачетлов пишет об этом периоде: «……с формированием нового состава Верховного Совета КБАССР весной 1990 года, а также с началом чуть ранее активной деятельности национальных общественных организаций «Адыгэ Хасэ», «Тюре» и ряда республиканских демократических партий, вопросы реальной перестройки в Кабардино-Балкарском обществе приобрели острый дискуссионный характер, который зачастую перерастал в положение определенной политической напряженности. Подобная ситуация в общественно-политической жизни в нашей республике со временем повлекла за собой возникновение таких резонансных политических событий, что, по нашему мнению, похожие процессы не имели места ни в одном регионе РСФСР.
В статье предпринята попытка общего осмысления современной ситуации, связанной с кризисом кабардинского и балкарского языков КБР. Автор акцентирует внимание на таких аспектах, как функционирование национальных языков в городе и селе, соотношение родных языков и семьи, проявление общественных инициатив, направленных на сохранение и развитие национальных языков КБР, касается основных проблем общественно-политической ситуации, истории языка в контексте национальных культур, основных проблем современной языковой политики, которая во многом продолжает прежние тенденции, в том числе, деструктивные. Определенное место в статье занимает анализ современного феномена билингвизма, значение языка в системе языковой картины мира (ЯКМ). Статья опубликована в журнале "Археология и этнология Северного Кавказа" Сборник научных трудов. ‒ Нальчик: Издательский отдел КБИГИ, 2018. ‒ Вып. 8. Скачать (PDF)
В настоящее время мы переживаем, пожалуй, самый тяжелый кризис родных языков КБР за все время существования наших народов — кабардинского, балкарского.
«К числу вымирающих ЮНЕСКО относит адыгейский, кабардино-черкесский, карачаево-балкарский, ингушский, чеченский, абхазский, осетинский и некоторые другие языки» К этой же группе относятся языки народов Дагестана (http://www.kavkaz-uzel.eu/articles/150042/).
Особенно тяжелая ситуация сложилась с адыгскими диалектами. После депортации в результате Русско-Кавказской войны огромное большинство адыгов оказалось в Турции, позже значительное число махаджиров-черкесов расселилось по всем континентам и странам мира. Но большая часть так и осталась в Турции. Однако и в самой большой адыгской диаспоре – турецкой (насчитывает по разным данным от 3 до 5 млн. человек в среднем) складывается та же ситуация, что в России: «PanARMENIAN.Net сообщает, что в Турции, по данным ЮНЕСКО, на грани исчезновения находятся 15 языков, в число которых входят... абхазский, адыгейский и кабардино-черкесский» (там же). Такая же тревожная ситуация наблюдается в других странах проживания черкесской диаспоры. Необходимо подчеркнуть, что кабардинский,(признанный литературным, и другие адыгские диалекты не имеют аналогов во всем мире (как грузинский, например), что ставит их в особенно тяжелое положение, в отличие от карачаево-балкарских языков, которые можно будет восстановить при более благоприятных условиях, ориентируясь, например, на сходные северные диалекты крымско-татарского языка или кыпчакско-булгарской субгруппы.
|
лента новостей
посещаемость
|
Правовые аспекты, отражённые в законе РФ «О противодействии экстремистской деятельности», а также другие нормативно-правовые акты, касающиеся проблемы молодёжного экстремизма широко освещены в СМИ и в специальной литературе, как на информационно-просветительском уровне, так и на уровне конкретных рекомендаций для родителей и работников системы образования [1,2]. Тем не менее, подход к проблеме экстремизма и, в частности, молодёжного экстремизма, как к деятельности человека, далекой от общепринятых норм, приверженности жестким формам разрешения конфликта, следует считать неполным и упрощённым. Среди возможных факторов молодежного экстремизма в литературе отмечают следующие: влияние родителей, групп сверстников и авторитетных лиц из круга общения подростка; стресс, повлекший за собой дезинтеграцию в обществе; собственные представления и моральные установки; личностные психологические особенности (агрессивность, внушаемость); психическое напряжение[2]. Вряд ли эти факторы охватывают всю глубину вопроса, а такие рекомендации по профилактике молодёжного экстремизма, как организация походов с преодолением препятствий, направление активности подростков в спортивную или творческую деятельность, создание групп для отстаивания активной гражданской позиции[1], вряд ли достаточны, по крайней мере в отношении к проблеме религиозного радикализма, основанного на определённом мировоззрении и на определённой системе убеждений.
